Он наркоман. Ему нужна помощь. Он будет принимать этот Метадон, мечтая о героине.
Стиви научился быть спокойным, научился быть хитрым. Через четыре недели и три дня он выйдет отсюда свободным человеком. На этот раз он станет вести себя осторожнее. Будет Улыбаться врачам и журналистам, читать лекции о пагубности Наркотиков, лгать, стиснув зубы. Но свою жизнь он выбирает сам.
Никто не имеет права говорить ему, что он болен, никто не имеет права говорить ему, что он нуждается в помощи. Если он захочет накачаться, то накачается. Что знают все эти люди о том напряжении, в каком он живет изо дня в день? О желании преуспеть, стать лучше остальных?
Возможно, раньше он действительно заходил слишком далеко. Возможно. Теперь он будет держаться в рамках приличия. Безмозглые врачи накачивают себя коньяком, а он сделает себе укол, если захочется. Или покурит гашиш, если возникнет такое желание.
И пусть все катятся к чертовой матери.
Стиви вскрыл конверт. Он был рад письму Эммы. Ни к какому другому существу женского пола он не испытывал таких чистых и искренних чувств. Стиви закурил и откинулся на скамейке, втянув в легкие дым, смешанный с ароматом роз.
«Дорогой Стиви!
Я знаю, что ты сейчас в больнице, и очень сожалею, что не могу навестить тебя. Папа говорит, что был у тебя и ты выглядишь лучше. Я часто вспоминаю о тебе. Может, когда ты поправишься, мы снова проведем каникулы вместе, как прошлым летом в Калифорнии. Я очень скучаю по тебе и по-прежнему ненавижу школу. Но мне осталось учиться всего три с половиной года. Помнишь, когда я была маленькой, ты постоянно спрашивал меня, кто лучший ? Я всегда отвечала «папа», и ты притворялся, что приходишь в ярость. Так вот, хотя я никогда не говорила тебе, но на гитаре ты играешь лучше его. Только не говори это папе. Вот фотография, где мы с тобой сняты в Нью-Йорке. Ее сделал папа, помнишь? Поэтому она нерезкая. Я подумала, что тебе будет приятно ее получить. Можешь написать мне ответ, если будет настроение. Но если не напишешь, ничего страшного. Я не разбила письмо на абзацы и все такое, просто забыла. Я люблю тебя, Стиви. Поправляйся скорее.
Любящая тебя Эмма».
Стиви уронил письмо на колени. Он сидел на скамейке, курил. И плакал.
Пи Эм вскрыл свое письмо в доме, который только что купил в пригороде Лондона. Он сидел на голом полу, рядом стояла бутылка пива, из стереосистемы, единственного предмета обстановки, лился блюз Рэя Чарльза.
Покинуть Бев оказалось непросто, но еще труднее было бы остаться. Она помогла найти дом, она же его обставит. Время от времени она будет приходить сюда и заниматься с ним любовью. Но она никогда не станет его женой.
Пи Эм винил в этом Брайана. Что бы там ни говорила Бев, у него не хватило мужества остаться рядом с ней в тяжелое время. Не хватило мужества и отпустить ее. С самого начала Брайан плохо обращался с Бев. Привел к ней ребенка от другой женщины, попросил воспитывать как своего собственного. Во время турне надолго оставлял ее одну. Принуждал к образу жизни, который она никогда не хотела вести. Наркотики, поклонницы, сплетни.
А что скажет Брайан и остальные, если он объявит о своем выходе из группы? «Это заставит их попрыгать и считаться со мной», — подумал Пи Эм, отпивая пиво. Брайан Макавой может отправляться в ад, забрав с собой «Опустошение».
Скорее по привычке, чем из любопытства, он вскрыл письмо Эммы. Она писала ему каждые два месяца. Веселые письма, на которые Пи Эм отвечал открыткой или небольшим подарком. Девочка не виновата, что ее отец — ублюдок.
«Дорогой Пи Эм!
Наверное, я должна сказать, что сожалею о твоем разводе, но это не так. Мне не нравилась Энджи. Монашки считают развод грехом, но, по-моему, больший грех притворяться, что любишь кого-то, если это неправда. Надеюсь, ты опять счастлив. Когда я видела тебя прошлым летом, ты был печален.
В газетах много пишут о тебе и Бев. Возможно, мне не полагается говорить о таких вещах, но я не могу иначе. Если вы с Бев поженитесь, я не стану на вас сердиться. Она такая хорошая, красивая, и ты ничего не можешь поделать, если любишь ее.
Может, если она будет счастлива с тобой, то перестанет ненавидеть меня. Я знаю, ты не дерешься с папой, как об этом пишут некоторые газеты. Было бы глупо винить его за то, что он любит Бев, раз ты сам любишь ее.
Я нашла у себя вашу с папой фотографию. Вы собираетесь начать работу над новым альбомом, и ты сможешь показать этот снимок папе. Надеюсь, ты счастлив, потому что я люблю тебя. Возможно, летом мы встретимся в Лондоне.
Любящая тебя Эмма».
Пи Эм долго изучал фотографию, потом вложил ее вместе с письмом в конверт. Развестись с женой — это одно дело, а развестись с семьей — совсем другое.
Вернувшись в Нью-Йорк, Джонно сначала отсыпался, а на следующий день сочинял. Последний партнер вывел его из себя маниакальной любовью к чистоте. Джонно и сам был привередлив, но, когда дошло до мытья всех приносимых из магазина бутылок и консервных банок, даже он не выдержал.
Служанка ушла, и Джонно наслаждался тишиной. Он рассеянно подумал, не провести ли вечер еще где-нибудь, но решил, что слишком ленив для этого. Сказывалась не столько разница во времени, сколько напряжение последних недель. Всякие сложности с новой фирмой, нелегкий визит к Стиви в клинику, а самое тяжелое — время, проведенное с Брайаном, и вид того, как старый друг все глубже погружается в бутылку. Но его музыка хороша, как никогда прежде. Жалящая, лиричная, острая, мечтательная. Брайан не желал говорить о своих чувствах, о своей боли и ярости по поводу связи Пи Эм и Бев. Однако все это выражено в его музыке. «Зато Пит доволен», — подумал Джонно, стаскивая рубашку. Пока «Опустошение» играет рок, в мире все в порядке.