— Ты не можешь уйти так рано. — Она разгладила лацканы его пиджака. В настоящее время Джонно предпочитал одежду в стиле ретро, и лацканы были шириной с ее ладонь. — Бев здесь.
— Вот как? Тогда надо посмотреть, готова ли она удалиться со мной. А пока гляди, я встретил кое-кого из твоего прошлого.
— У меня нет прошлого, — засмеялась Эмма.
— А знойный день на пляже? А парень в спортивных трусах? — Джонно махнул рукой, словно фокусник, вытаскивающий из шляпы зайца. — Майкл!
«Как странно видеть его здесь, — подумала Эмма, — такого красивого и неловкого в костюме, при галстуке». Темные густые волосы Майкла по-прежнему не поддавались расческе. Лицо стало более утонченным, а нос с горбинкой лишь добавлял очарования. Майкл стоял, засунув руки в карманы, и, похоже, предпочел бы оказаться подальше отсюда.
— Я… э… был в городе и…
Засмеявшись, Эмма бросилась ему на шею, и Майклу показалось, что у него остановилось сердце. Во всяком случае, его мозг перестал работать. Медленно вытащив руки из карманов, Майкл едва прикоснулся к ее спине, такой же, какой он ее запомнил и какой она будет всегда. Прямой, упругой и хрупкой.
— Это замечательно. Не могу поверить, что ты действительно здесь.
У нее в голове пронеслись воспоминания. День на пляже. Два дня на пляже. Чувства, которые она испытала в детстве и уже будучи взрослой девушкой, нахлынули на Эмму так стремительно, так неожиданно, что она прижала Майкла к себе и долго не отпускала. А когда наконец отодвинулась от него, у нее были влажные глаза.
— Прошло столько времени.
— Да. Года четыре, плюс-минус. — Он мог бы точно назвать количество лет, месяцев и дней. — Ты выглядишь великолепно.
— Ты тоже. Я никогда не видела тебя в костюме.
— Ну…
— Ты в Нью-Йорке по делам?
— Да-а, — соврал Майкл, озабоченный не собственной правдивостью, а тем, чтобы не показаться дураком. — Я прочел о выставке.
Это правда, только он прочел об этом в Калифорнии и взял отпуск на три дня по семейным обстоятельствам.
— Ну и что ты думаешь?
— О чем?
— О выставке. — Держа его за руку, Эмма медленно пошла по залу.
— Великолепно. Я ничего не смыслю в фотографии, но твои работы мне нравятся. Более того…
— Более того?
— Я не имел понятия, что ты можешь делать такое. Например, вот это.
Майкл остановился перед снимком двух мужчин в натянутых на самые глаза шерстяных шапочках и завернувшихся в рваные пальто. Один лежал на куске картона и спал. Другой смотрел прямо в объектив, и глаза у него были мрачные и усталые.
— Очень„сильно и очень трогает.
— Нью-Йорк — это не только Мэдисон-авеню.
— Нужны талант и большая восприимчивость, чтобы передавать все стороны жизни.
Эмма с удивлением взглянула на Майкла. Именно это она и пыталась сделать серией работ о городе, «Опустошении», людях.
— Для человека, не смыслящего в фотографии, удивительно правильное замечание. Когда ты уезжаешь?
— Рано утром.
— О! — Эмма пошла дальше, удивляясь глубине своего разочарования. — А я надеялась, ты сможешь побыть здесь несколько дней.
— Я даже не был уверен, что ты заговоришь со мной.
— Это было так давно, Майкл. Я тогда отреагировала не столько на то, что происходило с тобой, сколько на то, что случилось в тот вечер со мной. Теперь это уже совершенно неважно. — Улыбнувшись, она поцеловала его в щеку. — Прощаешь меня?
— Такой же вопрос хотел задать и я.
Продолжая улыбаться, она провела рукой по его щеке.
— Эмма!
Она вздрогнула. Опять это чувство вины, как будто Дрю застал ее с Майклом в постели, а не в зале, полном людей.
— О, ты напугал меня. Это Майкл Кессельринг, мой старый друг. Майкл, это Дрю, мой муж.
Тот крепко обхватил жену за талию. Майклу он руки не протянул, ограничившись кивком.
— Эмма, кое-кто хочет поговорить с тобой. Ты забыла про свои обязанности.
— Виноват я, — быстро произнес Майкл, озабоченный тем, как стремительно потускнел взгляд Эммы. — Мы давно не виделись друг с другом. Еще раз поздравляю, Эмма.
— Благодарю. Передавай привет родителям.
— Передам.
«Это ревность», — сказал себе Майкл. Откровенная ревность вызвала у него желание вырвать Эмму из рук мужа.
— Майкл, — оглянулась она, когда Дрю уводил ее, — не пропадай.
— Хорошо.
Майкл схватил с подноса бокал и проводил взглядом удаляющуюся Эмму. Если это всего лишь ревность, почему же тогда все его инстинкты вопиют о том, чтобы он попортил смазливое лицо Дрю Латимера?
«Потому что он получил ее, — безжалостно напомнил себе Майкл, — а ты — нет».
Дрю не был пьян. Весь долгий нудный вечер он нянчил два бокала шампанского, желая сохранить ясную голову и полный контроль над собой. Он прямо-таки облизал Брайана Макавоя, что непременно принесет свои плоды. Каждый дурак отметил, как Дрю Латимер любит жену, исполняет все ее прихоти. За такое представление он должен получить «Оскар».
А пока он разыгрывал любящего мужа, Эмма упивалась своим успехом, своими светскими связями.
Дрю хотелось влепить ей затрещину на виду у всех.
Но это не понравилось бы ее папочке. Ни ему, ни продюсерам, ни менеджерам, суетящимся вокруг великого Брайана Макавоя. «Ничего, скоро они будут суетиться вокруг Дрю Латимера», — пообещал себе Дрю. Тогда Эмма за все заплатит.
Он почти разрешил ей насладиться своим торжеством, и тут у нее хватило наглости прицепиться к «другу». Просто необходимо преподать ей урок. И он — тот человек, который это сделает.
По пути домой он молчал, но Эмму, похоже, это нисколько не беспокоило. Она дремала рядом. «Притворяется», — решил Дрю. Наверное, уже строит планы свидания с подонком Кессельрингом.